История создания панно банкетного зала и мозаики главного фасада ресторана "Зеленая Зона" в Пущино, рассказанная автором

В молодости и уже в свои зрелые годы мне хотелось жить и работать в Москве. Но система прописки, без которого нельзя было ни жить, ни работать в этом вожделенном городе не дала осуществить мечту. ...
....Я наведывался в Москву справляться у друзей о том, что может, кто-то из них знает, где и как можно прописаться, на какую работу можно устроиться с пропиской. Во время одной из этих поездок знакомый Алексей Садовский, когда мы сидели в кафе и говорит мне: "Виталий, меня академик Константин Скрябин попросил подыскать художника для оформления банкетного зала, где будут обедать делегаты первого международного биологического симпозиума. Это в Пущино на Оке. Ты же монументалист?" Я подтвердил. Он тут же пошёл к автомату и позвонил. Вернувшись, сообщил, что завтра в шесть утра под окном этого кафе будет стоять машина "Волга" и академик заберет меня с собой в Пущино, что на Оке.
Я переночевал у приятеля и ровно 6 утра пришел на назначенное место. Я обомлел от вида машины, в которой мне предстояло ехать. Ни до, ни после я не встречал цвет покраски этого автомобиля на других машинах. Этот цвет я не видел не только на машинах, но ни на чём более. Это был цвет вызывающий, наглый и бесстыжий. Не то цвет нижнего белья (с распродажи утильсырья) женщины, желающей в пятый раз выйти замуж. Не то цвет бантика в волосах школьницы с опущенными глазами. Да нет. Скорее такой цвет не бывает в природе. Таким рисуют закат на картинах с двумя лебедями на пруду, где рядом по дорожке идёт пара к белому дому в кудрявых кустах. Розовый цвет, такой же безнадежный. Внутри этого чуда рядом с шофером сидел худощавый мужчина с не успевшими еще поседеть чёрными волосами. Под его носом были такие же чёрные усы.
Меня предупредили, в машине будет сын знаменитого академика, исследователя паразитов, живущих вместе с человеком и внутри него. Этот человек тогда, кажется, был членом корреспондентом Академии наук СССР. По дороге перекинулись о том, о сём. Стало ясно, я еду с очень важной персоной. Прибыли в Академгородок, в здание административного управления города. Меня передали пожилому администратору, который тоже был важной фигурой, главным строителем города по фамилии Головнин. Устроили где жить отдельный номер в общежитии, а комнату под мастерскую выделили в самом здании администрации города. Потом всё как положено: показали строящийся объект, столовую для иностранных депутатов симпозиума, назначили сроки и выдали чертежи.

Я подготовил планшеты, благо в комнате стоял кульман, была пара столов. Всё было в полуразрушенном, разоренном состоянии. Меня это не смущало. Заботил более серьёзный вопрос, каким должен быть интерьер банкетного зала? Скрябин, когда я спросил, что же ему хочется видеть на торцовой стене банкетного зала, сказал: "Ты, художник. Не рисуй нам картину, где изображены люди или пейзаж, где город или деревня, где жизнь или смерть. Древние греки говорили, что и камень думает. Нарисуй и не камни, и не воду, и не труд и не отдых. Мы, биологи, сами не знаем, где начинается жизнь, где она заканчивается." На этих словах я его перебиваю и спрашиваю: "Вы хотите, чтобы я Вам нарисовал метаморфозу?" Он в ответ: "Вроде этого."

Работа, то есть само исполнение эскиза, началась. Проект художественного оформления фасада и эскиз мозаики на фасаде строящейся столовой "Дерево", эскиз многоцветной росписи в интерьере банкетного зала "Свидание" через пару дней были готовы. Я работаю быстро и сразу на чистовик, без подготовительного материала. Но проблема грамотной подачи всего объёма работ принимающей комиссии заказчика, состоящей только из одних академиков, каждый из которых то Герой Социалистического Труда, то Лауреат государственной премии СССР, была важной. Эти люди необъятных дарований и чудовищных знаний, облеченные властью, ждали достойного ответа на поставленные задачи и непременного исполнения в срок всех художественных работ в том их качестве, в каком они сами привыкли выполнять свои работы.
Понимая серьезность ситуации, тем более администрация города обещала мне, в случае успешного исполнения задания, сделать прописку и выделить двухкомнатную квартиру в городке, я решил привлечь кого-либо из архитекторов, кто графически, надлежащим образом подготовит работы для показа учёному совету биологического центра.
Я поехал в Ленинград, в свою любимую среду талантливых молодых художников, в которой я приметил несколько выделяющихся своими работами парней и девушку. Их работы по качеству творческой разработки темы могли удовлетворить самую взыскательную комиссию любого уровня. Анатолий Кулаков*, студент дипломного курса, согласовал свой временный отъезд с руководителем диплома, и скоро мы появились в мастерской, где нас дожидались мой эскиз монументально-декоративного оформления фасада столовой для научных работников и эскиз росписи интерьера банкетного зала.

Кулаков немедленно приступил к работе, скоро необходимый объем подачи был подготовлен. Перспективы экстерьера и интерьера, планы, развёртки мы приготовили. Анатолий обладал ясным умом и владел навыками архитектурного мышления и рисунка. Такая деталь: у заказчика на складе были невесть кем и зачем купленные квадратные светильники. Анатолий предложил собрать их внутри одного короба, создавая своеобразную люстру-плафон. Вскоре, когда всё это для нас выполнили, мы попросили изготовить полукруглые металлические экраны. После, как смонтировали плафон мы убедились, что он хорошо вписался, ввёл в интерьер ощущение хорошей работы, прекрасно сочетался с рисунком и цветами росписи панно...
Итак, мы готовы. Нас постоянно торопили. И мы успели. А как же иначе? Мы - мухинцы! Были готовы к назначенному просмотру наших работ учёный советом. Мы были молоды, прекрасно подготовлены, здоровы и не зависимые ни от кого. Настоящие люди свободной профессии и поэтому держались просто с оттенком лёгкого возбуждения. У нас всё получалось. Да мы были в этом уверены.
Примечателен случай с нашей шуткой. Как-то, выходя из мастерской в коридор, я быстро заскакиваю назад и говорю Толику: "Академики идут". Нас предупреждали, что к нам может прийти кто-либо на предварительный просмотр. И мне показалось, что несколько академиков идут в нашу мастерскую. Анатолий возился с нитками, налаживал правильную работу линейки на кульмане. Вдруг он берёт цветную открытку с портретом некой киноактрисы. Такие открытки только стали выпускать. Прокалывает, надевает, мгновенно привязывает к нитке, всучивая мне, говорит: "Быстро выброси на пол, в коридор". Я успел. Проделываю дыру в кальке, которой мы заклеили стекло в двери.
Академики не заставили ждать. Кто-то из них вскрикнул: "Ух, ты!", наклонился и поднял открытку. Я махнул рукой, и Толик сильно потянул нитку. Последующий возглас - слово нецензурное, потом слова: "Ах, это же художники." Все засмеялись и прошли дальше. Питались мы нерегулярно и чем попало. В основном были кефир и хлеб. Даже электрочайников в Академгородке ещё не было.

Наконец настало утро нашего предстояния перед элитой Советской науки. Один из ее персонажей со своими размышлениями и загадочными вопросами о том, где начинается и заканчивается жизнь, подвигнул меня нарисовать зыбкость вечного перевоплощения - метаморфозы.
В зале на жиденьких стульях казенной нищеты сидели мировые светила: академик Энгельгард, академик Франк, сам директор биологического центра член-корреспондент Константин Скрябин и ещё человека четыре или пять с мировыми именами. Они уже ждали нас. Мы быстро развернули нашу экспозицию.
Первым об объёме по материалам предстоящей работы стал говорить я, но меня перебил один из членов Совета с вопросом: "А что это такое?" - "человек-светило" смотрел на мой эскиз росписи банкетного зала. Не успел я начать свой рассказ о вечно изменчивом мире, снова громкое: "Когда нам говорят: что это такое, товарищи? - нам это не нравится. Так что давайте не будем задавать молодому человеку вопросы," - это был Франк. Он продолжил: "По поводу того, что это такое, я Вам расскажу одну побасенку. Когда я был в Париже, мсье Пикассо пригласил меня в кафе попить кофе. Мы были втроём - с нами была его натурщица. И вот она наклоняется ко мне и в ухо говорит: "Мсье Франк, Вы видели последнюю работу Пикассо, ту, что на фасаде нового здания ЮНЕСКО?" Я говорю ей: "Да, видел. Но не понял, что это такое". Она прижимается к уху и шепчет: "Это моя задница". Как мне говорили, у молодого человека есть диплом о высшем образовании". Я вклиниваюсь репликой: "Да, получил диплом".
Академик: "Пусть делает, что хочет и что может".
Это был мат. Дальнейшая игра в умников для всех было упразднена.
Про Франка рассказывали многое и восторженно: про то, что он знает множество языков и на них свободно общается, что он одарен абсолютной памятью, о его авторитете ученого и о его значении в мировой науке. Бравурный рассказ знаменитости о светиле мировой культуры и его резюме стали сразу поручением для нас немедленно начать исполнять работы в материале. Анатолий уехал дорабатывать свой дипломный проект, но после защиты он приехал и уже навсегда остался в этом городе. Я оговаривал с приглашающей стороной о том, что и ему дадут квартиру и достойную. О таком варианте нашего трудоустройства с гарантией жилплощади я заранее договорился с работодателями. Так было бы правильно. Ибо в городке не было художников и архитекторов. Молодые учёные проводили время в посиделках у тех, у кого была квартира, на кухне. Мы несколько раз были приглашены на такие вечеринки на пять-шесть человек. Там велись осторожные разговоры, иногда с употреблением разведенного спирта, настоянного на кожуре цитрусовых, чудесным образом перетекающего из лабораторий в кухонный графинчик...

... А роспись удалась, загадочная по содержанию и формальной композиции, роскошная по цвету. Выполнено панно чистыми цветами масляными красками с добавлением воска, в так называемой технологии холодной энкаустики. И зал - столы под скатертью; простые, но хорошие стулья - наполнился состоянием драгоценного пространства.

Вторая работа, которую предстояло исполнить немедленно, была мозаика "Дерево" на фасаде столовой.
Мозаичное панно "Дерево"- многоцветную композицию из керамических плит на фасаде столовой - сделала бригада в том же составе, что в Ижевске (первая работа В.Петрова, монументальное панно на здании телеграфа была выполнена для Ижевска) : Глеб, Шандор (имеются ввиду Глеб Вяткин, Шандор Зихерман- сокурсники В.Петрова по Ленинградскому высшему художественно-промышленному училищу им. В.И. Мухиной, в дальнейшем известные художники; прим.ред.) и я.
Эскиз был утвержден к исполнению. Подъехали Глеб и Шандор. Пока их ждал, я занялся добыванием, перевозкой материалов для мозаики.

Мы навели справки: за очень короткий срок, буквально за две недели до приезда ученых из многих стран, раздобыть смальту было нереально. Все согласились набрать панно из многоцветных керамических плиток. Благо, рядом, в Дедовске, был завод керамических плит, а в городке начальником работал наш общий с пермскими художниками друг Александр Прядко. Он на своём уровне договорился с директором керамического завода об оказании мне помощи в подборе материала. Мне оказали всяческое внимание и всевозможную помощь ещё благодаря и письму Академии наук СССР.
Но не хватило плит нескольких цветов, и мы подключили технологов. Я сам встал на покраску в цех. Так мы выполнили красный цвет и его оттенки, ультрамарин нескольких тонов и другие цвета по эскизу.

Материал готов. Леса мы поставили быстро. Эти два друга - "пермяки, солёные уши" (Глеб Вяткин, Шандор Зихерман до этого работали в Перми; прим.ред.) - за зиму успели соскучиться по реальной работе, и приступили мы к ней очень резво. Тем более время уходило буквально по часам.
Набираем мозаику на верхнем этаже. Я почувствовал, кто-то внизу наблюдает за нами, оборачиваюсь. Стоит Келдыш, президент Академии наук СССР. Человек невысокий. Знакомое по телевидению и по документальным киножурналам лицо. Сообщаю парням. Мы обернулись, и академик нам говорит: "Парни, успеете?" Пока я готовил ответ, Шандор выпалил: "Мужик, вон, у твоих ног лежит мешок цемента. Если ты этот мешок занесешь к нам на леса, то мы успеем. Даже раньше закончим." Ученый невольно улыбнулся, повернулся и вместе с поджидавшим поодаль шофером пошёл к машине. Они тут же уехали. Этот Шандор называл себя "освобождённый венгр". Был из Берегов под Ужгородом, дерзкий на язык. Часто его нахрапистые высказывания бывали некстати и не уместны. Как на этот раз. В те времена в нашем триединстве Глеб умел рисовать, меня звали качественно исполнять работу, также я был полезен при рассуждениях о композиции работ, а Шандор весьма бойко умел подгонять подсобных рабочих. Это качество тоже немаловажно в работе с материалами, т.к. выполнение монументальных работ - почти заводское производство, в котором заняты множество людей, начиная от бухгалтера и шофёра, до директора заказчика и членов Художественного совета.

Мозаика "Дерево" выглядит сочно благодаря чистым цветам керамики и неплохо набрана. Она, кажется, жива до сих пор. А с живописью поступили несправедливо. Когда созванивались с Анатолием Кулаковым несколько лет назад (воспоминания относятся к 2015 г., а в 2012 году Анатолия Кулакова не стало; прим.ред.), он сказал, что новые хозяева зала панно "Свидание" ликвидировали. Интересно, что в свое время свою работу на этой стене мне пришлось выполнять два раза. Вот почему.
Как-то меня вызвали в Пущино - случилось неприятное: со временем между стеной и потолком зала образовалась щель (знаем, как мы строим). Стена постоянно пребывала в сырости и ткань, приклеенная мной на стену во избежание появления неминуемых трещин и других изъянов строительства, отошла. Панно находилось в превратном состоянии. По приезде я все процессы работы повторил заново. Штукатурка, ткани на ней были новые. И композицию рисунка я изменил едва заметно. Живопись выглядела превосходно и была отличного качества по письму и по материалам, та же живопись с использованием воска. С тех времён сохранились несколько набросков со странными рисунками.
Спустя много лет в этом городе обменяли свою квартиру наши тольяттинские друзья Казанцевы: Женя художник, монументалист и Лариса, экономист. Оба хорошие работники и друзья.
В те же дни я спроектировал для Дворца культуры научного городка "Голову". Замысел мой был таков: голова скульптурная, полая, комбинированные материалы, оснащена звуковой аппаратурой, системой световой, электронной информации, трансформером. Голова по необходимости должна была говорить. Работать как транслятор радиопередач, озвучивать городские новости и объявления, светиться в темное время суток, и всё это вместе взятое могло бы стать современной скульптурой, вобравшей в себя современные достижения различных научных направлений. Голова, как утилитарная машина. Голова в материале не существует в связи с не состоявшейся жизни моей семьи в Пущине на Оке.